Обитатели холмов [издание 2011 г.] - Ричард Адамс

— Твоего старшины? — поразившись, переспросил Вереск.

Ни Дурману, ни кому-то из офицеров и в голову не приходило, что у Тлайли есть старшина. Но когда он произнес это, они сразу ему поверили. Тлайли сказал правду. Но если Тлайли не старшина, то, значит, где-то поблизости есть еще один, еще более сильный кролик. Который сильнее Тлайли. Где же он? Что он им готовит?

Дурман заметил, что Чертополох куда-то исчез.

— Куда делся этот юнец? — спросил он у Вереска.

— По-моему, удрал, сэр, — ответил тот.

— Остановить, — приказал Дурман. — Вернуть!

Но прошло несколько минут, и вместо Чертополоха перед генералом появился Крестовник.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он — Чертополох сбежал через открытый ход. Я решил, что вы зачем-то послали его наверх, иначе я спросил бы, куда он собрался. И по-моему, за ним следом ушел еще кто-то, я только не разобрал кто.

— Вот я им задам! — рявкнул Дурман — За мной!

Теперь он знал, что делать. Согнать всех вниз и открыть заваленные ходы. Что касается Тлайли, то пусть остается на месте, и чем меньше о нем говорить, тем лучше. Никаких больше схваток в тесных тоннелях, и когда появится этот жуткий чужой старшина, этому старшине придется принять бой на открытой площадке, где они его атакуют со всех сторон.

Генерал повернулся было, чтобы идти, но тут и застыл на месте. При слабом свете, падавшем сквозь проломленную кровлю, он увидел кролика. Он был чужой. Маленький, он напряженно озирался по сторонам, как детеныш, впервые выбравшийся из норы, но, видимо, все же понимал, где он. Оробев окончательно под взглядом Дурмана, он поднял дрожащую лапку и прижал ее к мордочке. На мгновение давнее, полузабытое, острое чувство пронзило генерала Дурмана — запах мокрых капустных листьев на огороде позади домика, ощущение ласкового уюта, давно ушедшее и забытое.

— Черт побери, это еще кто? — спросил генерал Дурман.

— Может… может, это тот кролик, который лежал тут, сэр? — предположил Крестовник. — Тот, про которого мы подумали, будто он мертвый.

— Ах вот оно что, — произнес Дурман. — Тогда это по твоей части, Вереск. Во всяком случае, с таким ты в состоянии справиться. Поторопись, — прорычал он, потому что Вереск заколебался, не понимая, шутит генерал или говорит серьезно. — Когда прикончишь его, поднимайся наверх.

Вереск медленно двинулся вперед. Даже ему было не слишком приятно убивать маленького, вдвое меньше его самого, крольчишку, который впал в торн. Но как бы ни был оскорбителен приказ, ему и в голову не пришло ослушаться. Малыш сидел, оцепенев, не двигаясь, не пытаясь удрать или защищаться, и лишь смотрел на эфрафца своими большими глазами, взгляд которых, хоть в нем и застыла тревога, вовсе не походил на взгляд загнанного животного. Под этим взглядом Вереск остановился, и они долго молча смотрели друг на друга. А потом странный малыш спокойно, без всякого страха в голосе, сказал:

— Мне от всего сердца вас жалко. Но ведь вы сами пришли сюда, чтобы убить всех нас, так что вам не в чем нас винить.

— Винить? — удивился Вереск. — В чем это мы можем вас винить?

— В своей смерти. Честное слово, мне очень жалко.

За свою жизнь Вереск наслушался от пленников, которых водил на смерть, немало угроз и проклятий, призывавших на его голову небесное отмщение, — так и Шишак грозил Дурману во время грозы. Вереск не стал бы главой эфрафской ауслафы, если бы не научился не обращать на это внимания. И на любое проклятие кролика, отправившегося в последний путь, он не задумываясь отвечал презрительными, насмешливыми словами. Но сейчас, глядя в глаза своему странному противнику — единственному, кого ему пришлось встретить за эту ночь в ожидании кровавой схватки, услышав эти слова, тихие и страшные, как снег в тех местах, где не найти убежища, Вереск вдруг почувствовал ужас. Ему показалось, что по углам темной пещеры перешептываются злобные призраки, узнал голоса кроликов, казненных месяц назад в канавах Эфрафы.

— Оставьте меня в покое! — закричал он. — Пустите! Пустите меня!

Спотыкаясь, тычась в стены, будто слепой, Вереск кинулся к открытому ходу. Наверху он увидел Дурмана, который разговаривал с дрожавшими, перепуганными солдатами Крестовника.

— Сэр, — говорил один новобранец, — ходят слухи, что их старшина больше зайца, а странный зверь, рычание которого мы слышали…

— Заткнись! — гаркнул Дурман. — Все за мной, вперед.

Моргая от солнца после полумрака норы, генерал выскочил на обрыв. Кролики, ожидавшие его в траве, с ужасом вытаращили глаза. Кое-кто даже усомнился, что это их генерал. Нос и веко кровоточат, морда в кровище. Когда он спускался вниз, передняя нога у него подламывалась, и он то и дело заваливался набок. Спустившись, Дурман сел и оглядел свое войско.

— Теперь, — сказал он, — осталось немного, и скоро все кончится. Внизу есть стена. — Он замолчал, ощутив общий страх и смятение.

Дурман посмотрел в глаза Барвинку, и тот отвел взгляд. Увидев, как в густой траве двое солдат пятятся задом от него подальше, генерал крикнул им:

— Чем это, по-вашему, вы занимаетесь?

— Ничем, сэр, — ответил один из них. — Мы только подумали, что…

Вдруг капитан Дрема метнулся в сторону и исчез за деревьями. И с открытого склона донесся пронзительный вопль. В ту же секунду все увидели двух чужаков, которые бок о бок взлетели на обрыв и скрылись в лесу в направлении одного из заложенных входов.

— Бегите! — крикнул Дрема и забарабанил. — Спасайтесь!

Он пронесся мимо онемевших солдат и офицеров и скрылся из виду. А они, не понимая, в чем дело и куда бежать спасаться, лишь озирались по сторонам. Потом пятеро поднялись, побежали к открытому входу, кто-то кинулся в лес. Но остальные не успели двинуться с места, когда в самую их гущу врезался, прыгнув неизвестно откуда, огромный черный пес и, скаля зубы, принялся гонять кроликов по поляне, как лисица цыплят на птичьем дворе.

Не дрогнул один Дурман. Его войско кинулось врассыпную, а он остался сидеть, где и сидел, ощетинясь и рыча, испачканный своей и чужой кровью. И пес, носившийся по траве, столкнувшись с ним нос к носу, вздрогнул, отскочил и сконфузился. Но потом рванулся вперед, а когда аусла бросилась бежать, ей в спину полетел яростный генеральский вопль:

— Вернитесь, болваны! Собаки неопасны! Вернитесь! Нужно драться!

48

Deus ex machina[29]

Зеленый, беспечный, был я приятелем всем сараям

На счастливом дворе —

Эта ферма была моим домом, — я пел

Под солнцем, которое только однажды юным бывает…